С недавних пор прихожане могли отметить в отце Шенноне значительные перемены. Он и прежде никогда не был мягкосердечен, но теперь его поведение обрело порой излишнюю резкость. Раньше никогда не высказывавший прямого осуждения, он теперь с рвением показывал кающимся каждую из отвратительных подробностей их проступков. А основной темой его проповедей вместо Божьей милости и всепрощения стала греховная сущность человека.
Более того, всегда смотревший на людей с доверием, он теперь избегал глядеть им в глаза.
К счастью, никому из них пока не пришло в голову, что странное поведение викария проявилось сразу после сбора яблок. Да и если бы отметили, что с того? Никто из них не мог догадываться о том, что в действительности тогда произошло. Только один человек знал об истинных причинах того, от чего викарий был сам не свой, и только встречи с ним священник по-настоящему опасался. Опасался и в то же время с нетерпением ожидал.
День начался совсем не так, как хотелось бы. Проснулся священник от глубокого, тяжелого сна. Подробностей он не помнил, но почему-то был уверен, что там фигурировали бесконечные лестницы в небо, куда он безуспешно карабкался, тяжело тянувшие его вниз корзины яблок и еще демон с ангельским лицом, протягивавший такой манящий, сочащийся ароматным соком запретный плод. Плод, пахнувший вовсе не яблоком, а живой и молодой человеческой плотью, нагретой прощальными ласковыми лучами солнца… Этот сон приходил к нему уже не в первый раз.
Далее, с самого утра отца Шеннона одолевали суетные мысли – например, о том, где он мог потерять свои любимые четки. Без них он никак не мог сосредоточиться теперь на молитве, которая помогла бы прогнать ночные видения. Он искал их сначала в доме, а потом и в церкви, но безрезультатно.
И только когда пришел назначенный час, священник смог сосредоточиться на проповеди. Тему для нее он выбрал еще накануне – высказывание Иоанна Златоуста «Страшен не грех, но бесстыдство после греха».
Речь его получилась долгою и вдохновенною. Он вновь говорил о том, как слаб человек, как подвержен искушениям. Внушал прихожанам, что нельзя обманывать себя – совершенный лишь в мыслях грех остается грехом в глазах Господа. Каждое намерение, каждая даже самая краткая мысль, тень ослепления или безумия – все они оставляют след на человеческой душе. След черный и страшный, который смыть может только искреннее раскаяние и стыд.
Мало найдется преступлений серьезнее, утверждал он, чем оправдывать себя самого. Твердить себе, что пока не совершено непоправимого в материальном мире, то и духу не нанесен урон. Ужаснее, пожалуй, может быть только упорство в собственном грехе, потакание собственной слабости.
После службы церковь опустела довольно быстро. Остались только супруги Комри. Бездетные, живущие в полном достатке на ренту с унаследованной мистером Комри недвижимости, они могли позволить себе не торопиться в такой час по делам. Оба были довольно набожны, ходили в церковь каждый день, однако в собраниях не участвовали и предпочитали денежные пожертвования участию в труде общины. Сегодня, казалось, оба они были под впечатлением от сегодняшней проповеди викария.
Мистер Комри долго говорил что-то отцу Шеннону, не остановившись даже когда его жена соскучилась и, вежливо кивнув, неторопливо направилась прочь из церкви. Священник рассеянно кивал, продолжая невольно думать о своих четках. Скоро последние прихожане уйдут, и он снова останется наедине с собственными мыслями. А четки так успокаивали, так хорошо отгоняли «демонов»…
Наконец, викарий вспомнил. Накануне вечером одна из прихожанок попросила исповедовать ее. Ее откровения были долгими, слезы обильными. Сумев наконец успокоить девушку, утомленный викарий удалился домой и, не чувствуя собственного тела от усталости, направился прямиком спать. А его четки, вероятно, так и остались в исповедальне.
Попрощавшись наконец с мистером Комри, священник направился туда и нашел их. Четки соскользнули на пол и теперь дожидались его, притаившись у одной из ножек стоящего внутри стула. Подняв четки, отец Шеннон со вздохом облегчения, присел прямо там. Ощущая прохладные кругляшки четок в своих руках, он уже почти поверил, что этот день окажется наконец спокойным и безопасным. Ведь он так истосковался по покою.
Но в эту самую минуту до викария донесся голос, шедший словно не из соседней кабинки исповедальни, а из тех самых страшных снов, которыми он мучился последние дни.
- Здравствуйте, святой отец. Сегодня не будет таинства покаяния.
В горле священника мгновенно пересохло. Не до конца веря в происходящее, он бросил взгляд через резной проем, страшась и одновременно желая увидеть там уже хорошо знакомый ему профиль.
- Зачем же Вы тогда явились сюда, сын мой? – вновь обретая контроль над голосом, ответил викарий.
Отредактировано William Shannon (14.07.2014 01:11:24)